– Смирнова, не это ли ты, случайно, ищешь? – услышала Кира вкрадчивый голос рядом с собой. Опять этот вездесущий Козлов! О боже! Когда же он оставит её в покое? В руках у него был её мешок со сменкой.
Народу в раздевалке было немного, и казалось, никто не обращал на них внимания кроме Михайловского с Покровским. Но оглядевшись по сторонам, Кира тут же поймала цепкий взгляд Вероничкиных глаз, рядом стояли её подружки, чуть поодаль Льдов. Даже Сашка Воронов с Галкиным, переобуваясь, посматривали в их сторону. «Ага, – поняла Кира, – опять спектакль затевают». Но она-то в их игры больше играть не будет.
– Какой странный мешок. Фу!! – Козлов изобразил, что нюхает его. – Чем это пахнет? – и тут же перебросил сменку Покровскому: – Макс, держи.
Тот сразу начал ломать комедию, что тоже не может вынести запаха и вообще сейчас просто умрёт от отвращения, и перекинул мешок Михайловскому.
– Что за фак, Макс! – разыгрывая возмущение, закричал его дружок и с деланной брезгливостью перебросил сменку обратно Козлову.
Козлов же, в свою очередь, состроил гримасу омерзения, взялся двумя пальчиками за верёвку и начал мотать мешок перед лицом Киры.
– Ну что, Смирнова? Поиграем?
– Отвали Козлов, старая шутка, – ответила она резко. – Я на неё не поведусь, – Кира не собиралась даже пытаться забрать мешок. Бесполезно. Пусть подавятся её великодушием. И стремительно развернувшись на пятках, она попыталась пройти, но ей неожиданно перегородили дорогу.
– Да ладно тебе, Смирнова. Давай же поиграем в собачку. Будет весело, – он подмигнул друзьям, и те заржали. Это подзадорило его продолжить: – Ты же собачка, да? Смирнова?
Она внешне спокойно смотрела, как он беснуется, но в душе было противно.
– Нет, Козлов – отчеканила она, – это ты собачка. Верный пёс, который служит, – тут Кира бросила взгляд на присутствующего неподалёку Льдова и с презрительной усмешкой произнесла: – Вон и хозяин твой стоит, ждёт тебя.
Козлов совсем не ожидал такого поворота событий и просто позеленел от гнева.
– Ну ты, коза драная, – отбросив свой хамски-игривый тон, уже злобно процедил он, – ты говори, да не заговаривайся…
– А то что, Козлов? – осмелела Кира, поняв, что нащупала его слабое место.
– А то, что я и врезать могу, мартышка красноногая, – потеряв весь свой радостный задор, шипел он сквозь зубы.
– Ну да, конечно! Я и не сомневаюсь, что можешь. Ты же только с девчонками и можешь, – с вызовом бросила ему она, про себя отметив, что её насмешка упала на благодатную почву, сильно уязвив его самолюбие.
– Заткнись, – угрожающе буркнул он, но, озираясь по сторонам, отступил чуть назад под её натиском. И она уж было протиснулась мимо него к выходу, как тут он очнулся и закричал своим дружкам: – Слышь, ребзя, клетку закройте, а то мартышка выскочит! – и противно загоготал, довольный своей шуткой.
Из толпы раздалось одобрительное улюлюканье, что воодушевило его. Он приосанился и уже почти в спину злорадно проорал ей:
– Слышь, ты, куда пошла? Зоопарк ещё не закрывался!
Снова гадкий взрыв хохота. Нужно было срочно ответить ему что-то в таком же духе, и она, развернувшись, с сарказмом заявила:
– Правильно, как же он закроется, если главный экспонат зоопарка стоит передо мной.
– Один-ноль, – донеслось до неё из толпы.
Воспользовавшись его секундной заминкой, она снова пошла в атаку, резко сменив тактику.
– Козлов, я же знаю, ты не такой… – задушевным голосом начала она фразу и неожиданно завершила: – ТУПОЙ. Ведь тупее быть просто невозможно.
Снова грубоватые смешки и возгласы одобрения. Но противник не сдавался, глаза его яростно заблестели, и он, вдруг бешено покрутив пальцем у виска, заорал:
– Ты, Смирнова, больная, у тебя рецидив!
– О! Какие слова ты знаешь, Козлов! – нашлась тут же она. – Возможно даже и говорить когда-нибудь научишься! Жаль, нескоро, потому что пока ты явное доказательство того, что человек может жить без мозгов.
«Классная получилась фраза», – подумала Кира, улыбнувшись про себя, и почти вышла из раздевалки с высоко поднятой головой, поравнявшись с Покровским и Михайловским, как вдруг… Она ничего не поняла, но в глазах потемнело и посыпались искры, жгучая боль возникла в руках и коленях, и послышался смех. Отовсюду гремел противный нечеловеческий смех.
И тут она осознала, что лежит ничком на полу с задранной вверх юбкой. Она не может встать, потому что всё ещё темно в глазах, и даже пошевелить рукой, чтобы поправить юбку, но все вокруг смеются. И тут она услышала голос возвышающегося над ней Козлова:
– Спасибо, Смирнова за представление, теперь мы убедились, что у тебя есть одна положительная часть в теле, – снова гогот. – И она не такая страшная, как твоё лицо! – смех, смех, ужасный мерзкий смех ужасных мерзких людей.
Намёк ясен. С задранной юбкой перед всей школой. Такого ещё не было. Краем глаза она видела, что некоторые снимают её на телефон. Но ей уже всё равно. Что ей все эти люди? Безликая масса. Сборище. Мухи. И вдруг, приподнимая голову, она увидела глаза Кирилла. Совсем рядом, возле неё. Он смотрит в упор, но руки не подаёт. И смотрит как будто с отвращением. Какой ужасный взгляд! Затем он быстро разворачивается, хватает свой рюкзак и выбегает из школы. Даже не оглянулся. Не подошёл, не помог…
Внезапно все куда-то рассосались. Было ужасно, невыносимо стыдно. Она даже не помнила, что произошло дальше. Кто-то помог подняться, вложил ей в руки портфель и злополучную сменку. Колготки были порваны, одна коленка в крови, руки саднило, но главная рана была в сердце.
Почему Кирилл поступил так? Почему не вступился? Почему смотрел такими глазами?
О, если бы на его месте был Миу! Он никогда, никогда не поступил бы так! Она вспомнила его изумрудные глаза и лучезарную улыбку, и слёзы хлынули бурным потоком. Миу, милый Миу, он никогда бы не поступил с ней так, как Кирилл. Никогда! Как он бросился помогать ей с собаками у Зигор-Велеса, как обнял её в раскуроченном раптусом доме, как шли они потом, держась за руки, по заброшенному Цедрусу. Да ведь он собой пожертвовал ради неё и Мии! Этот чуткий трепетный мальчик с кошачьими повадками! И теперь он заперт в жутком бункере Мегаплантиса, а она не может ему помочь, потому что не знает, как попасть в Плантайю. Миу, милый мой Миу! Из её глаз лились слёзы.
Да что, блин, с этим миром не так?! Почему она не может быть там, где хочет, с тем, с кем хочет. Что это за жизнь-то такая!? Надо терпеть, подстраиваться, приспосабливаться. И главное, к чему? К безрадостной унылости? К серому существованию? Она не хочет здесь быть! Не хочет! Не хочет!
Вечером она ничего не сказала родителям, но ночью у неё поднялась высокая температура. Мама дала ей жаропонижающее и уложила в кровать. Сквозь сон ей показалось, что её волшебное кольцо вспыхнуло на руке, зажглось и засветилось яркой радугой. Но у неё уже не было сил радоваться, она решила, что это мираж, и тут же провалилась в глубокий, тяжёлый сон, откуда вынырнула на следующее утро совсем другим человеком. В прямом смысле этого слова.